И она не могла до конца поверить, будто все это – навсегда.

Переселившись к Шарлотте, Элиана уединилась в спальне. Она почти ничего не ела, общалась только с сыном и отказывалась отвечать на вопросы сестры.

Наконец на исходе третьего дня Шарлотта вошла в комнату и решительно раздвинула занавеси.

Потом подошла к кровати, наклонилась над сестрой и внезапно поразилась тому, какое у нее лицо – мертвенно-бледное, с заострившимися чертами, как у покойницы.

Элиана лежала, свернувшись клубочком под покрывалом, и смотрела в пустоту невидящим взглядом. Она пребывала в том душевном оцепенении, какое порождает обычно глубокое горе.

Шарлотта присела на кровать.

– Я принесла тебе чай и рюмку шамбертена. Кажется, ты любишь это вино?

– Спасибо, – голос у Элианы был тихий и безжизненный. Однако она поднялась и взяла чашку.

– Расскажи, что случилось, – спокойно потребовала Шарлотта. – Дальше так не может продолжаться.

Элиана села, опершись на подушки, легким движением откинула назад длинные волосы и произнесла, словно в раздумье:

– Какой теперь смысл?

– Смысл в том, что я хочу обо всем знать. Говори. Прежде Шарлотта никогда ничего от нее не требовала, и Элиана сдалась. Да и что ей оставалось делать?

– Максимилиан уехал, а я… я беременна.

Шарлотта изменилась в лице. В ее немигающем взгляде появилось что-то жесткое и одновременно трагическое.

– Беременна? И ты… не сказала ему?!

– Нет.

– Почему?

Молодая женщина тяжело вздохнула.

– Максимилиан хотел оставить меня. Я это поняла. Весть о моем положении ничего бы не изменила, только создала бы дополнительные сложности. И потом… Я представила выражение его лица, замешательство во взоре… Нет, я бы этого просто не вынесла!

Шарлотта встала с кровати. Ее глаза под бесцветными ресницами и тонкими бровями ярко блестели; сейчас ее облик вызывал в памяти зимний пейзаж, когда холодное солнце просвечивает сквозь дымку морозного тумана и ветви застывших в неподвижности голых деревьев.

– Как ты малодушна, Элиана! – она немного повысила голос. – Послушай, тебе двадцать пять лет – пора прекратить играть в благородство! Ты понимаешь, что натворила?! Не пройдет и дня после того, как ты обнародуешь свою новость, как все наперебой станут гадать, от кого у тебя ребенок! А Максимилиан останется в стороне. Впрочем, я его не виню: в отличие от тебя он заботится о судьбе своего рода!

– За что ты меня так ненавидишь? – тихо спросила Элиана.

– Ненавижу? – с презрительным спокойствием переспросила Шарлотта. – О нет! Я не испытываю ни к кому ненависти, так же как и любви. Господь даровал мне лишь одну способность – видеть людей насквозь и презирать их пороки.

Элиана молчала. Откуда эта обезоруживающая холодность, эти резкие слова, словно бы против воли срывающиеся с губ, склонность видеть все в мрачном свете?

– Я никогда не могла понять, что ты за человек, – сказала она наконец.

Шарлотта усмехнулась, и Элиана вдруг почувствовала, что за сдержанностью сестры скрывается хорошо обузданная злость, а в напряжении таится страстность.

– Никто не мог понять, не только ты! Да никто и не интересовался мною. Разве кому-то приходило в голову, что я способна испытать столь же сильные чувства, что и другие люди, или даже еще сильнее! Я казалась всем такой уравновешенной, рассудительной, бесстрастной. А еще – непривлекательной, незаметной. Да, я не обладаю тем особым магнетизмом, какой порою исходит от совершенно пустых, никчемных, пошлых натур, но зато природа наделила меня незаурядным умом. Да, это так – не беспокойся, я знаю себе цену! Я научилась распознавать тайные намерения окружающих людей и вижу, как они, эти люди, самодовольны, завистливы и глупы. Сколько раз случалось, что я сидела рядом с человеком, слушала его, одновременно читая его мысли, и смеялась над ним, а он этого даже не замечал. Моя трагедия в том, что я живу не той жизнью, для которой создана. Я умнее многих мужчин, но я не мужчина, и потому для меня закрыты все пути. И в то же время я не могу реализовать себя как женщина, потому что способна ответить только на очень сильное, искреннее чувство глубоко порядочного, мудрого человека. Но такой мужчина, – в ее словах слышалась горечь, – никогда не полюбит меня! Потому все, что мне остается, – быть сторонним наблюдателем, безмолвным свидетелем происходящего, всех этих многочисленных драм и комедий человеческой жизни.

– Но Поль…

– Что Поль? – Шарлотта скривила губы. – Поль счастлив в своем кабинете с книгами, научными трудами. Он существует в собственном, далеком от действительности мире. Что ему до меня? И что мне до него? Он не мешает мне жить – спасибо ему и за это.

– Если все так, как ты говоришь, – задумчиво промолвила Элиана, – тогда не может быть, чтобы ты никогда не любила.

Шарлотта помолчала, а потом произнесла с тихой угрозой:

– Любила – Она снова села и на миг опустила глаза, а когда подняла, в ее взгляде не было ничего, кроме чистого, но холодного огня – Очень долго все то, что я слышала, видела, замечала, падало в пустоту моей души, точно в глубокий пересохший колодец, и умирало. Я привыкла и смирилась, я думала, всегда так и будет, но ошибалась. В этой пустыне лежало зерно, о существовании которого я даже не подозревала, но пришло время, и оно проросло так быстро и бурно, что я сама изумилась. Я стала мечтать, как все девушки, и мечтала до тех пор, пока не поняла, что такое мечты: золотой дождь, падающий с неба, а на земле превращающийся в твои собственные слезы. Тот человек, которого мне выпало несчастье полюбить, не обращал на меня никакого внимания и, окончательно уверившись в том, что у меня нет и малейшего шанса на взаимность, я вышла замуж за Поля – просто, чтобы не носить на себе клеймо старой девы, чтобы меня оставили в покое! – а потом нашла замечательное лекарство от любви. Я научилась видеть все недостатки, замечать все промахи того, кто прежде казался мне идеалом, божеством, и в конце концов перестала его уважать. И постепенно он стал мне безразличен… как все.

Кто они такие, эти мужчины! Ты думаешь, их интересует наш внутренний мир? Единственные прочные узы для них – это узы чувственности, страсти. Максимилиан де Месмей, умный, образованный человек, влюбился в тебя, шестнадцатилетнюю девчонку, которая в то время не имела понятия ни о чем, кроме нарядов и развлечений, а почему? Потому что ты была молода и красива и полна того самого чувственного очарования. Мужчины и сейчас вьются вокруг тебя, сами не понимая, чем ты их привлекаешь. На твоем месте я бы знала, как управлять Максимилианом, я не столь безвольна, как ты, но вряд ли стала бы это делать, потому что подобное притворство – ниже моего достоинства.

Они помолчали, потом Шарлотта произнесла:

– Я не удивлюсь, если твой возлюбленный достанется Софи Клермон. Эта женщина способна стать его союзницей, истинной спутницей на дорогах судьбы, она разделит его начинания и не будет, как ты, втягивать его в спокойную семейную жизнь.